СУДЬБА

Неужели правда, что каждому предопределено от чего погибнуть: одному – от воды, другому – от огня, а третьему – умереть в своей постели от дряхлости? Или это хитроумные придумки? Сгорел при пожаре человек, говорят – так ему на роду было написано, утонул – опять говорят, суждено так было. Это как философская головоломка: что было первым: яйцо или курица? На самом деле никто из смертных не знает, что с ним будет и от чего погибнет…

Наш полк перебазировали из Калининграда в город Остров Псковской области, потому что предстоял капитальный ремонт аэ- родрома Чкаловск. А в Острове аэродром недавно отремонтировали. Подходы к нему еще не были готовы, но полеты уже проводились вовсю. ТУ-22 этой недоделки не простил. Где-то через пару месяцев нашей работы на этой полосе произошла катастрофа.

Шли ночные полеты, садились последние машины. Очередной самолет садился с бóльшей, чем разрешалось, посадочной скоростью. Луч прожекторов руководитель полетов не убирал. Обстановку хорошо оценил радист самолета, который был опытный и на глазок определил, что им полосы не хватит. Поэтому решил самолет обесточить, чтобы при ударах не загореться, как часто бывало в подобных ситуациях. Так и сделал.

Как потом показала расшифровка «черного ящика», летчик после приземления не убрал до нужного положения оба рычага управления двигателями. По этой причине оборвало парашюты и скорость падала медленно. Самолет выкатился далеко за пределы ВПП. Местность там изрыта ямами, оврагами. Несколько ям само- лет перескочил, а в одну глубокую нырнул носовой частью. Лет- чик своевременно выключил двигатели, но остановить самолет было невозможно. Остановила движение самолета эта яма. Само- лет нырнул в нее по самую кабину летчика. Кабина штурмана, вся носовая часть деформировалась так, что все блоки, все оборудование, а также кресло со штурманом ушли под кабину летчика. К счастью самолет не загорелся. Летчик и радист остались живы, штурман погиб.

Штурман, который погиб, был не из этого экипажа, а «родной» штурман, Николай, по счастью находился в служебной командировке. Это его и спасло. После похорон коллеги Коля запил. Его все время мучали разные вопросы – а если бы он тогда полетел? А что бы он перечувствовал? Он рисовал себе картины произошедшего.

У него появилось смутное предчувствие чего-то нехорошего. Он стал всего побаиваться. Стало заметным дрожание рук. Потом лечился в госпитале, и только через пару месяцев его допустили к полетам, и то не сразу на TУ-22, а сначала на ТУ-16. Меня перевели в это время в этой же части в отдельный спасательный отряд на самолеты ТУ-16. Тут мы с ним встречались очень часто.

В отряде было три самолета. Разведку погоды, как правило, выполняли на ТУ-16. Сидим мы на камнях-валунах тепленьких, про- гретых еще днем солнцем, в ожидании прибытия летного экипажа. Вот и автобус с экипажем. Смотрю – вместе с остальными вышел из автобуса Николай, в руке сумка с кислородной маской и штурманский портфель. Я понял, что он полетит на нашем самолете. Время поджимало, поэтому экипаж направился сразу к самолету, по своим рабочим местам.

Летали они минут тридцать-тридцать пять. Сели, зарулили, выходят все из самолета, их опрашивает техсостав, все идет своим чередом. Увидев меня, Николай подошел, пожал руку.

–    Слушай, – говорит, – перед ближним приводом меня вдруг ударило в кабине током!

Это насторожило меня, я хотел поговорить с ним более подробно, но тут подъехал автобус и их увезли. А я остался озадаченный: такое у меня еще не встречалось, да и как это возможно даже теоретически? Пошел за тестером. Поднялся в кабину, сел на место штурмана и давай рассуждать, выдвигая себе разные версии...

Все замеры показали, что в кабине никаких посторонних источников напряжения нет. Я понял, что ударить его могло только напряжение переменного тока в 115 вольт. Но в любом случае штурман должен был одной частью тела попасть под потенциал фазы 115 вольт, а другой коснуться корпуса самолета. Все переискал, но ничего не нашел.

На следующий летный день опять тот же самолет подготовили к полету. Экипаж подъехал, время еще было в запасе, и штурман подошел ко мне, это был Николай.

– Ну, как с замечанием о потряхивании током?

Я ему подробно все рассказал и посоветовал на посадке быть спокойнее и контролировать свои действия.

Они улетели. А меня заинтересовала одна деталь, на первый взгляд, не имеющая отношения к случившемуся. Сколько раз Ни- колай со мной здоровался за руку, столько раз я замечал, что рука у него сильно дрожит. Я стал анализировать его состояние после такого стресса. Через 40 минут самолет сел. Я решил внимательней присмотреться к Николаю и подробно его опросить, имея в виду выяснить, какую позу он занимал в момент удара током.

Так и поступил. Внимание мое привлекло его возбужденное со- стояние, а рука опять сильно дрожала! О позе он рассказал, но вижу, сказать правду постеснялся. Вывод я сделал такой: в момент посадки, когда до бетонки остаются считанные метры, любой человек испытывает чувство волнения, а некоторые и страх.

Он опять сообщил, что его ударило током. Я всячески стал его успокаивать, пытаясь все же выудить, в какой позе он находился при посадке, но чувствовал, что именно тут он что-то скрывает.

У меня созрел план. Я займу место штурмана в кабине и, как смогу, войду в роль и состояние Коли. Занял его кресло, повернулся по ходу полета, уперся ногами, одна рука, правая, просилась держаться за специальную кожаную ручку на потолке, служащую для этой цели. Ручка была старенькой, изрядно потертой. Тут я подумал, что эта ручка может иметь какой-то контакт с корпусом самолета, и теперь достаточно левой рукой только попасть под фазу 115 вольт, как током, конечно, ударит. Тем более, если учесть его психическое состояние.

Я стал водить левой рукой вокруг, ища ответ на этот вопрос. И нашел. Внимание мое привлек переключатель с надписью «РСИУ», расположенный на верхней левой панели. Заглянул за панель, клеммы у переключателя оголены, и на них было напряжение 115 вольт! Ага! Решение где-то близко! Николай был крупного телосложения, спортсмен, кисть руки большая.

На посадке, когда наступал самый тревожный момент, он, видимо, левой рукой хватался за верхний левый пульт и пальцами касался клемм переключателя. Я был убежден в своей правоте на все сто. Но решил об этом Николаю не говорить, а дам ему гарантию, что самолет абсолютно исправен. Это, дескать, у него такое ощущение, так иногда бывает. А сам на клеммы переключателя наложил листовой хлорвинил и прихватил его клеем, на случай, если он или кто другой, опять схватятся за это место.

Посоветовал ему взять себя в руки и при посадке быть абсолютно спокойным. Ждать результата долго не пришлось. Опять на разведку летит Николай.

Прилетели, выходит Николай и сразу ко мне. Такой довольный, улыбается и говорит.

–  Аркадий, ты прав, большое тебе спасибо, током не било!

–  Летай, Коля, спокойно и все будет хорошо, – ответил я. Но судьба распорядилась по-другому...

Закончилась командировка в городе Остров, мы вернулись домой уже на новый аэродром. Начали оборудовать капониры. Некоторым повезло, стоянки получились в лесу, рядом чудесная природа. Опять будни, полеты.

Этот случай произошел в апреле. Самолет ТУ-22 возвращался после выполнения задания. Полет проходил над Балтийским мо- рем, пролетали возле Польши. Вдруг загорелось табло: «Пожар левого двигателя», началась сильная вибрация. Командир экипажа дал команду покинуть самолет! Pадист эту команду выполнил четко, захватив с собой ракетницу, которая здорово потом выручила. Затем была очередь штурмана – это был Николай. Команда, очевидно, застала его врасплох... Лодка спасательная отстегнута... Николай хороший пловец... До берега примерно два километра. Вода в апреле холодная – всего четыре-пять градусов. Все трое катапультировались, но друг друга не видели. Радист находился в лодке и подавал сигналы ракетницей. Его заметили польские рыбаки и подняли на судно. Он объяснил им, что на воде должны быть еще двое. Минут через 10-15 заметили еще одного, это был летчик. Он лежал в лодке, а ноги были в воде, – потерял сознание. Его удалось спасти.