В 2024 году в архиве Дальней авиации случайно натолкнулся на несколько старых печатных листов. Статья посвящена хорошо мне знакомому лётчику Ту-22, однополчанину моего отца, Анатолию Дмитриевичу Печейкину. Я его знал ещё школьником, а после окончания Рижского ВВАИУ, как инженер в полках на Ту-22 и Ту-22М3, нередко встречал на полётах. Из-за отсутствия документальных материалов о Печейкине А.Д. до сих пор не могу написать его биографию. 

Данная статья на сегодня является единственным существующим материалом, посвящённым лётчику Печейкину А.Д.. Печатаю статью без сокращений и правок с разрешения автора, Кириллина Сергея Николаевича, профессионального журналиста, корреспондента газеты Красная Звезда. Моего личного участия в этом труде нет. Подтвердить или опровергнуть эти сведения не имею возможности.

АК

 ·     …”от жизни никогда не устаю”…

    Он далеко не молод, но в свои семьдесят семь продолжает двигаться по жизни уверенно и стремительно. Так же, как в недалеком прошлом выходил на “боевые” курсы, “ловил” конус заправочного шланга и касался бетонных плит аэродрома с первого захода на посадку. Он живет с интересом, вкусом и фантазией. Жизнь ему не наскучила, а он от нее не устал. Принимает ее как подарок судьбы. Несмотря на все обстоятельства, считает себя, не только состоявшимся, но и счастливым. Это, совсем не частое для очень многих по сегодняшнему дню состояние. Для него - норма. 

 

• Скажи, кто твой друг

     С заслуженным военным летчиком, полковником Печейкиным Анатолием Дмитриевичем, меня познакомил его товарищ  по профессии - штурман дальней авиации, Франчук С.А.

Узнав, что я интересуюсь судьбами его коллег и собираю воспоминания авиаторов Дальней авиации (ДА), он посоветовал непременно созвониться со своим другом из соседнего села и дал его мобильный телефон.

      - Он заслуженный летчик,   “продвинутый” в профессии, творил в воздухе чудеса, много налетал, в том числе, с Дудаевым. Поговори с ним, Сережа! Тебе будет интересно, а ему приятно за оказанное внимание и уважение к ветеранам.  Нашему брату много ли надо. Мы с Толей по праздникам, да и на буднях встречаемся. И ты с ним встреться. Выпьешь с ним, огурчиком закусишь - у него завсегда имеется, на месте во всех деталях разберешься. Что ли мне тебя учить! Не смущайся, не стесняйся, не откладывай: Толька - простой деревенский мужик, безо всяких выеб…ов. Хозяйством своим рулит в одиночку: жена у него давно умерла. Созвонись с ним, договаривайся и поезжай. Незадолго до моей деревни, свернешь с Рязанского шоссе у АЗС к нему во Врачево, доедешь до Фруктовой, там поверни налево и гони по прямой вдоль ракит до самых Ивнягов. Захвати по дороге чего-нибудь не слабже сорока, остальное у него в холодильнике и на огороде найдется... Шли Дмитричу от меня привет. Никаких рекомендательных писем тебе там не понадобится. На обратном пути заворачивай ко мне: чайку с медом попьем у меня под яблоней в саду.

Проголодаешься - Танюха, чем-нибудь нас накормит. Одним словом, записывай номер его телефона, а потом перезвони мне доложись, как там все у вас вышло, а я побежал дальше караулить своих пчел: вчерашним вечером два роя ушли в неизвестность с ревом! Опасаюсь, что с концами!  Не одна в улей не вернулась, твою мать!

 

• Все получилось не так, как предполагалось

         Я сделал все, как мне посоветовал штурман и в ответ на свой звонок Печейкину А.Д. услышал в трубке мобильного телефона торопливый голос, взволновано обрадованный тем, что журналист центральной газеты интересуется темой ДА. Узнав, от кого я получил номер его телефона, он заверил меня, что с Серегой они больших друзья.

 

Что, хоть и летали над земным шаром в разных местах, но летали в одно время. Что уже не один год живут соседями на одной Луховицкой земле,  лучше которой нет. Что оба схоронили своих жен. Что нынешняя Сережкина Танюха - баба, хоть и деревенская, но гостеприимная и простая, а ее внучок Данька, став для Афанасьевича за место родного, от деда не отходит ни на шаг.

Самым ценным в нашей беседе было для меня приглашение приехать в гости, чтоб пообщаться “напрямую на месте”, а заодно съездить  в музей Рязанского центра совершенствования летного состава ДА, где у него “отлаженные связи”, а мне “будет интересно”. Степень взаимного понимания была достигнута (как люди прежних времен обходились без сотовой связи (!)), оставалось ждать приглашения. 

          Все получилось не так, как первоначально предполагалось. Наша встреча произошла не в Подмосковье, а в Москве. Как потом он мне рассказал, его поездка в порт пяти морей носила, скорее романтический, чем деловой характер, окраска которого могла бы быть условно выражена сочетанием фраз “Шерше ля фам”.

Дело в том, что отставному полковнику Печейкину предстояла в этот день встреча с незнакомкой бальзаковского возраста, пожелавшей через газету “Из рук в руки” найти себе спутника жизни без вредных привычек. Наилегчайший среди ровесников на подъем, Анатолий Дмитриевич сел на утреннюю электричку и вскорости оказался там, где надо.

Их рандеву состоялось в условленном месте в назначенный час, но, увы(!) не подтвердило его ожидания… Ради новой, неведомо что обещавшей любви, ему не захотелось расставаться с привычным укладом и ставшим дорогим приокским раздольем. Не то, что бы он страшился принимать неожиданные решения. Бывало в жизни всякое. Он не понимал, для чего его новая знакомая предлагает ему, продав свой дом в деревне, перебраться к ней в хрущевскую пятиэтажку в окрестностях города Обнинск.

         - Здесь что-то не так! Она выгадывает для себя и своего сына. Чего я буду делать в бетонной коробке? Мне это нужно!?

        Об этом и не только этом думалось ему в  исторические минуты состоявшегося меж нас тем днем разговора. Окончательное решение было  твердым и окончательным: достоинства и энергетика обнинской красавицы, видно,  не произвели сильного впечатления и не вдохновили Дмитрича на безумный поступок.

Хорошо, когда интуиция в эти годы не покидает нас отстоявшись и окрепнув, как хорошее вино в плотно запечатанной бутылке. Ему было с кем сравнивать: портрет еще совсем молодой и привлекательной  жены, Зины,  висел в доме на видном месте, освещая его земные маршруты путеводной звездой.

      Мы встретились с Анатолием Дмитриевичем возле   станции  метро Кузьминки на автобусной остановке около дома № 98, сели в мою машину и помчались  по Рязанскому шоссе к нему прямиком, в деревню Ивняги.

      

• В аэроклуб  из тамбовских крестьян

            История его жизни началась на Тамбовской земле.

      - Мои родители по своему образованию были совершенно безграмотными. Мать моя закончила классов семь сельской школы и работала всю жизнь по торговой части. Сведениями об образовании отца - не располагаю. Он был грузчиком, с тем, чтобы расписаться в платежной ведомости в день получки успешно справлялся, а в большем не нуждался.

По молодости и я занимался с ним этим делом, пока не смекнул, что законченное среднее будет поважнее тугих мышц и уменья подхватить груз, не надорвав поясницы.

Мы жили в сельской местности своим крестьянским хозяйством. Деревня наша имела вес среди прочих уже тем, что в ней имелся военкомат, которому я и обязан будущей профессии.

Однажды, к нам приехали из Мичуринска сваты: полковник в летной форме со свитой, набиравшие слушателей в Тамбовский аэроклуб. Не соблазнится на их уговоры,  уж и не знаю, у кого нашлась бы сила. Откликнулся и я.

В 1953 году, закончив десять классов, проходил медкомиссию, где у меня обнаружили требующие лечения гланды. Настрой увидеть землю с высоты птичьего полета, укоренившись, разрастался во мне собственной жизнью. Мне снилось, как ловко и бесстрашно я отрываюсь от земли, закладываю виражи и захожу на посадку.

Родители подсобили деньжатами. Сложил я в  фанерный чемоданчик  зубную щетку с порошком, кусок земляничного мыла, смену белья,   собрался и поехал в Москву, чтоб сделать операцию. Нигде ближе в районе помочь не обещали.

Через неделю вернулся излеченным из хирургического кабинета прямиком на медкомиссию. Всего из трех десятых классов по численности на ту комиссию нас отобрали человек сорок. Всем хотелось летать. Но в нашем “военном” поколении крепким здоровьем мало кто мог похвастаться.

Хоть и жили мы в местах черноземного плодородья для здоровья привольных, а простуды и хвори вперемешку  с голодом неурожайных лет отзывались почти на каждом из нас осложнениями. Иногда неизлечимыми.

Пройти медкомиссию и пойти в аэроклуб посчастливилось шестерым. В том числе и мне. Теоретическая подготовка сменилась полетами. Летали и на ПО-2, отрабатывая курс первоначального обучения и технику пилотирования. Ходили на нем с инструктором на маршрут. Летали и на учебно- тренировочном УТ-2, воображая себя истребителями.

 

• ·    Балашовское летное

      - В Балашовском училище летчиков, куда меня  направили после окончания аэроклуба, были свои новые медкомиссии. Я их проходил вместе с двумя своими товарищами, братьями Новиковыми - Володей и Лешей. Володя комиссию не прошел: у него выявился туберкулез.

Для него и всех нас это было потрясением. Володю отчислили, а Леша решил из-за солидарности с братом не поступать и забрал свои документы. Они поехали в Рязань и стали студентами Медицинского института. От нашей шестерки остался я и  четверо моих земляков по именам их уже не помню, а фамилии сохранились в памяти: Чермошенцев, Мищуриков, Бородулин.

Поступаем, начинаем учиться, заканчиваем в положенный срок. Мне повезло больше остальных, я был удостоен диплома с отличием и получил распределение в Сибирь в город Красноярск. Выпускались мы пилотами транспортной авиации на самолеты ЛИ-2.

           Все это было потом. А поначалу, ещё до учёбы, меня мурыжили почти два месяца из-за того, что мой отец во время войны оказался в плену. Ожидая и надеясь, не желая “отрываться” от училища, я таскал тюки и ящики на складе. Коптерщик-старшина, зауважавший меня за старательность, подбадривал и хвалил.

Ребята, с которыми я сдавал вступительные экзамены, уже учились. Однажды терпение не выдержало, и я пошел к начальнику училища, решив для себя, что если отчислят, то буду проситься в паровозную бригаду учеником.

Постучался, вошел в кабинет и выпалил ему сходу, что если я не достоин, то отпускайте меня! Прошел день, второй, меня вызывают в кабинет и  сообщают, что отныне я курсант военного училища.

В соответствии с Приказом меня зачисляют в учебную группу 27-го отделения и не рядовым курсантом, а помощником командира взвода. Засчиталась мне и хорошая учеба в школе, и высокий бал, полученный на вступительных, и умелая разгрузка железнодорожной платформы с лесом, и физическая подготовка: подтягивался я 32 раза и раз тридцать, играючи, мог поднять пудовую гирю.  

Счастью моему не было границ!  Главная причина такого решения, верно, таилась в том, что после смерти Сталина вышло послабление по линии мандатной комиссии.

 

• Туда, где ждала интересная работа

                  -  Как с этим сейчас - право, не знаю, а в тогдашней авиаторской среде абсолютно не было ни малейшей печали по поводу  отдаленности места прохождения дальнейшей службы. Считалось за правило этим дорожить. Хотелось попасть туда, где нас ждала интересная и важная работа, и ее запаса хватило бы не на одну пятилетку. Сейчас не принято так себя вести и я счастлив, что застал иные времена.

                   -  В 1955 году я попадаю в Управление ГВФ и встречаю там одного из своих товарищей по работе, жена которого только родила. Его надоумили -тогда на этот счет были предельно не затейливые отношения - попроси кого-нибудь из холостяков  поехать вместо тебя  поработать в Норильск.

Мы хорошо знали друг друга еще с училища: он служил в отделении, где я был старшиной. Ехать в Норильск его жене категорически не хотелось. Расположившись за столиком в закусочной, мы выпили с ним за мужскую дружбу, закусили атлантической селедкой баночного посола, а заодно,   уладили все дела.

В Заполярье он и сам не рвался. В Красноярске ему было во сто крат лучше. Романтика полярных ночей еще не успела стать его романтикой. Молодая жена и домашний очаг были в том момент его главными путеводными звездами.

Наступив на горло собственной песне, ему пришлось навсегда повременить с ночными полетами, оставшись на “материке”, а мне отправиться вместо него в 128 авиаотряд гражданским летчиком помощником командира.

В то время командиры  кораблей получали по 16 копеек за один километр пути. Таких путей и километров набиралось “до и больше”. О большей заинтересованности никому из командиров и в голову не приходило мечтать. Все они были вполне довольны. Государство явно не скупилось, оплачивая их труд.

А мы - правые летчики в  лейтенантских погонах имели фиксированный оклад 200-250 рублей.  Соотношение заработков разнилось в 6-6,5 раз, что абсолютно не вдохновляло совершать какие-либо трудовые подвиги и ощутимо давило по самолюбию.

Мы, дружная команда и члены экипажа одного самолета числились по  разным департаментам: кто-то относился к ГВФ, я же - был  военным. В такой обстановке я пролетал не долгих полгода. Это время запомнилось мне интенсивным совершенствованием первоначальных летных навыков. Этому поспособствовали два обстоятельства.

Во времена своей  молодости (хоть в  это трудно поверить и представить в обстановке Заполярья) я не пил, был всегда на месте в гостинице, почти ежедневно, пребывая в состоянии полной готовности сесть за штурвал. Во всяком случае, искать и приводить меня в чувства не требовалось.

А командиры, частенько оказывались неизвестно где и неизвестно в каком состоянии. Вот вам типичная ситуация: есть заявка на полет, нужно лететь по определенному маршруту! А кому лететь, где командир и когда он будет? Мобильные телефоны, даже во снах, еще никому из нас не были ведомы! Ищут и не находят командира…

А кто есть? Есть Печейкин! Он с позавчерашнего дня увлекся интересной книжкой, а сегодня собирается в библиотеку сдать уже прочитанные и взять новые. Позвать Печейкина! Вот так я умудрился налетать, аж 600 часов за те полгода - налет не маленький для начинающего и тех мест, где приходилось летать!

                 - Когда я слышу, Сережа одну хорошую песню про полярных летчиков -не знаю, уж кто ее придумал - про кожаные куртки, занавешенное тряпкой окно, северную вьюгу, душевно исполняемую под гитару, вспоминаю те времена и нашу молодость. В этой песне - ни капли вымысла! Каждое слово в ней отлито из серебра!  Так все у меня и было.

      

• Разделение по допуску 1-1

                 - Что ты думаешь, меня заметили. Направили в учебный центр подготовки командиров ЛИ-2 в учебный центр в город Ряжск. А Ряжск-это ж моя родная Тамбовщина! Меня в родных стенах каждая собака знает! Поступаю, оканчиваю не сбавляя оборотов, сдаю экзамены, никаких замечаний от инструкторов, все на сплошные пятерки.

Что дальше? Что за вопрос, только в Заполярье, только в Норильск! Но теперь уже на должность командира корабля. Не нарадуюсь сам на себя: ай до Толик, ай да молодец! Мне уже не книжек, не до библиотек, не до разговоров про Двадцатый съезд КПСС - Сибирь, конечно не Москва, но и туда слухи долетали! Хочу летать днями и ночами!

                  -  Такие упорные, как я, встречались в тех местах. Они там, думаю, и нынче не перевелись. Не верю, что оскудеть суждено русской земле.

Так вот, было нас семь человек у нашего руководителя Николая Васильевича, проверявшего технику пилотирования. Проверив мое пилотирование, он полюбил меня, как сына и выдал по результатам проверок допуск 1-1, дающий право возить грузы и пассажиров днем и ночью. Допуск 1-2, к примеру, позволял это делать только днем, а 2-2 – летать только днем, а ночью без пассажиров. Такие вот были раньше градации в ГВФ.

Мне с моим другом Жорой, лишь двоим, дал Васильев допуск 1-1, остальные чуток не дотянули. Тогда строго было с этим, за деньги не покупалось и в мыслях ни у кого не было, как сейчас их платить. Вот уж мы налетались с ним тогда! Летали, как хотели и где хотели!

 

• ·  Так я стал бомбардировщиком

                  - Подступали новые времена, менялась тяга, пошли разговоры про реактивную авиацию. Однажды, в наши не столь отдаленные места, занесло какими-то ветрами одного из заместителей командующего Дальней авиацией, то ли под фамилией Рубцов, то ли Купцов уже не помню. Видно, у  него вышел  с моим начальником содержательный разговор, после которого мне Васильев и говорит:

                   - Увольняйся, Толян! Я посылаю тебя в город Ульяновск  командиром на ТУ-104, будешь возить восемьдесят пассажиров. На ЛИ-2 для сравнения было шестнадцать. Фронтовики в их Управлении уходят на пенсию, летать некому, есть вакансии.

Васильев растолковал генералу, что есть два способных и пригодных для переучивания на “сточетвертый” летчика. Генерал пожелал с нами познакомиться поближе. А мы не вылезаем каждый день из-за штурвалов: то до Красноярска, то до Москвы мотаемся. Не получается стыковка с генералом.

Он уж уезжать на материк собрался, как мне потом Васильев рассказывал. Все же встреча состоялась. Генерал сам пожаловал в гостиницу, поднялся на третий этаж

                     - Где этот знаменитый Печейкин проживает! Почему ко мне не прибыл до сих пор! Он что в особом приглашении нуждается!

                    - А я, помниться, как раз после полета в Анадырь отсыпался.  Меня будят, обливаюсь из рукомойника, обрызгивают шипром. Бриться некогда -так сойдет. Прямиком к генералу. Так, мол, и так, старший лейтенант Печейкин по Вашему приказанию товарищ генерал!…

                     - Отставить! Расскажи мне сокол, как летается? Как живется?  Чего душа твоя самой себе желала бы?

                     - Отвечаю генералу, что про то, как я летаю, лучше меня знает мой командир. А что до души, то по нашей с ним договоренности,  поеду я в скорости на большую землю обретать новую квалификацию летчика пассажирского реактивного самолета.

Дернуло меня под конец добавить для красивости вычитанную в “Огоньке” фразу, что  “предстоящие намеренья не вызывают в моей душе ровным счетом ничего, кроме глубочайших удовлетворений”.

Генерал, аж подпрыгнул в стуле! - Вам бы расп…м только удовлетворяться! А кто будет Родину защищать! Ты подумал, об этом летчик пассажирского реактивного?  Я смекнул куда клонится разговор и чем может для меня окончится, и не мешкая, заявляю заместителю Дальней,  что ровным счетом ничего против его мнения не имею. Что, как и он, высоко ценю чувство патриотизма, что сам патриот по убеждению и готов  защищать Родину-мать прямо с этой минуты. Только пока не знаю, как это сделать и с чего начать! 

Сказал и о том, что в книжках читал и многое узнал про летчиков ГВФ в годы войны летавших в тыл к партизанам. Если придется, то и я полечу, не раздумывая отдать свою жизнь.  Генерал просветлел лицом,  поинтересовался, не осталось ли у меня в тумбочке ничего с вечера из неприкосновенных запасов и, положив по-отечески свою руку на мое плечо, дал понять, что к партизанам пока не предстоит.

Но такие, как “Я” “Им в Дальней” даже очень нужны. И что переучивания на  новую технику - раз я во всем с ним согласный - мне не избежать. Кликнул адьютанта и отработанным голосом приказал тому занести мои данные в Приказ. Молча поднялся со стула, пожал мне руку и с тем улетел в Москву.

Через два дня в отряд пришла телеграмма с распоряжением направить меня в город Рязань переучиваться на дальний бомбардировщик ТУ-16. Я не шибко представлял, где она эта самая Рязань. Не знал почти ничего и о новом для меня самолете, но чувствовал себя в высшей степени приподнято, взволновавшись предстоящей перемене мест. Я был почему-то уверен, что на новом не может быть хуже, чем было на старом.

Сам того не представляя, Анатолий Дмитриевич вливался в многочисленную и разношерстную команду своих ровесников в лейтенантских погонах, хлынувших в те самые годы в старинный русский город, в 43-й Центр Боевого Применения и Подготовки Летного Состава ДА – ЦБП и ПЛС, организованного по инициативе знаменитого на весь мир штурмана чкаловского экипажа самолета АНТ -25, комбрига Белякова А.В.

Ему без пяти минут командиру, предстояло пересесть с ЛИ-2 на ТУ-16 всего лишь правым летчиком. Изучая в дальнейшем судьбы его коллег, я столкнулся со многими, чей путь из пилотов ЛИ-2 в бомбардировщики был невероятно схожим. Командирами реактивных пассажирских кораблей могли бы стать и будущий Главнокомандующий ВВС Дейнекин П.С., начинавший свой ратный путь тоже в Сибири.

                    - Поначалу я даже жалел, что согласился. Ушел бы в ГВФ, сразу смог бы сесть на место командира корабля. По тем временам это было очень даже почетно и денежно. А тут - я только помощник и больше никто.

                    Мне послышалась в такой его оценке нотка грусти и я спросил о том, что он думает о несбывшейся мечте.

                    - А чего теперь жалеть-то! Дело не в том, что сложилось не так, как помышлялось. Как сложилось - так и сложилось! Важно, что  сложилось вообще! Знал бы ты, сколько было тех, кто ушел по своей воле или был вынужден уйти из авиации при том сокращении... А я остался и летал всю жизнь! Чего ж я буду теперь жалеть и о чем!

 

   43-й учебный Центр                

                    - В Дягилево, должен я тебе сказать, в шестидесятые, да и потом тоже, была очень хорошая учебная база и преподаватели. Это была не только школа переучивания, но и формирования руководящего состава Дальней авиации.

Через нее прошло много будущих командиров отрядов, комэсок, командиров полков и дивизий. Выдающееся заведение! Эти курсы были что-то вроде Академии, дающей методику и практический опыт без высшего образования,  оно, на мой взгляд, летчику не очень-то, по большому счету, и нужно.

Без высшей математики за облаками можно обойтись, а без навыков пилотирования - нет. Одним словом, это была школа переподготовки в новую должность. Тогда она называлась Центром военной подготовки летного состава, а уже потом получила название 43-й центр. С чем связана цифра 43 - не знаю.

                  Кабина ЛИ-2 и кабина ТУ-16 - совершенно разные кабины.  И аэродинамики у них разные: одно дело тихоходный (250 км/час поршневой ЛИ-2) совсем другое околозвуковой ТУ -16. 

За несколько месяцев обучения от нас требовалось  это уяснить. Мы полностью изучали самолет со всеми его узлами, механизмами и приборами. А особенно его двигатель. Занятия проводились в учебном классе под диктовку лектора. Каждый из них наиподробнейшим образом, не жалея времени разбирал с нами любой вопрос.

                  

• · Про то, что было потом

              Я задаю ему это вопрос, вкладывая в него последовательность событий, составивших последующие десятилетия его жизни. За время продолжающейся нашей поездки по Рязанскому, заторможенному дорожными ремонтами и неожиданными препятствиями в этот день шоссе, мои знания  о нем ширятся и углубляются.

Не осталось первоначальной неловкости и смущения. Анатолий Дмитриевич расположил меня своей открытостью и словоохотливостью. Кажется, его самого нисколько не утомляет и, даже доставляет удовольствие, сканирование по истории собственной жизни, извлекая из глубин памяти то одно, то другое, то третье.

Делает это он увлеченно, доверительно, придавая значение, свойственное всем впечатлительным людям.  Общение с таким – всегда большое удовольствие: узнаешь о времени и событиях. Так уже не живут и не общаются.

Кажется, что ему самому не скучно от моих вопросов, как могло бы оказаться с иным унылым собеседником. Рассуждая про учебу в 43 Центре, не заметили, как проехали Бронницы. Прошлое в его повествовании соединяется с настоящим, уходя в завтрашний день. Я ему вторю, аккуратно возвращая события на обозначенный предыдущим сюжетом курс, чтобы не  запутаться в их причудливом калейдоскопе.

Товарищ полковник, а что было Потом после того, как Вы…?

Потом, после окончания обучения в Рязанском Центре я получил направление для прохождения дальнейшей службы и короткое время осваивал полеты в качестве помощника командира ТУ-16 на авиабазе Мигалово, в тогдашнем Калинине. Летали много, осваивая до автоматизма последовательность типовых навыков управления, тогда еще, абсолютно не устаревшего по целому ряду своих замечательных свойств, и абсолютно надежного первенца реактивной авиации.

Окончательно переучившись и повысив классность, поехал защищать Родину в Белоруссию, в 200 полк, базировавшийся в Бобруйске, освоивший ТУ-16. В этом полку, начав летать командиром корабля, я стал летчиком первого класса. Одно время у меня был правым летчиком Саша Осипенко, в дальнейшем генерал-лейтенант, командир авиабазы Энгельс, заместитель Командующего ДА. Он недавно выпустил книжонку про свою жизнь, все обещал мне с оказией переслать…

       - Знай, собиратель истории и судеб авиаторов, что  абсолютная надежность ТУ-16 не какая-нибудь моя выдумка. Это, Сережа - аксиома!

Был другой самолет того же конструктора - ТУ-22. Так то - совсем другое изобретение! Это был не просто “сложный” самолет, даже для меня, опытного в таких делах. Это был очень опасный самолет! Из-за своей слишком большой посадочной скорости, он унес из жизни 57 экипажей. Спроси у любого - получишь такой же ответ, 187 летчиков погибло. Недоброе поверье в его адрес сложилось. Но главный его недостаток был не только в этом, а в невозможности катапультироваться вверх, как на всех нормальных самолетах.  На этом самолете, с экипажем в три человека, летали в первые годы его эксплуатации только офицеры. Даже оператор, выполнявший контроль работы электрогенераторов, системы активных помех и управление кормовой артиллерийской установкой. Полетал и я на этом самолете, а потом перешел на  новый ТУ-22м2 и вздохнул с облегчением. 

       - Полеты на Ту-22м2 составили очень важную часть моей жизни. По своему названию он был, вроде бы продолжением модельного ряда ТУ-22, а по своим свойствам - самолетом совершенно другого поколения. Я его быстро и как-то легко освоил. Взлетал и садился в любых условиях. Совершая посадки, на второй круг, почти никогда не уходил. После освоения на нем дозаправок он мне полюбился на всю жизнь, став родным. Я тебе про это обязательно должен рассказать отдельно. Вот доедем до моего дома и расскажу! Эта тема заслуживает твоего внимания, а я еще не встречал о ней каких-либо литературных воспоминаний .   

        - В 1968 году заканчиваю Академию Гагарина, получаю высшее военное… и направляюсь для прохождения дальнейшей службы в город Орша. Начинаю служить и летать все на том же хорошо мной изученном и, ни разу меня не подводившем, Ту-16, в 402 тбап, в должности зам. командира  эскадрильи. Поначалу меня  посылали на Дальний Восток, но у жены родились две девочки-двойняшки. Куда с ними в такую отдаленность! Учли это обстоятельство в кадрах и мы оказались в Орше - все же поближе. Через полгода я уже комэск.

Был такой командир 326 дивизии Харин Леонид Андреевич. Он толковых командиров с комэсков ставил на зам. командира полка. У нас в части был Аристов, он в свое время закончил Рязанский Центр и был заместителем по работе с личным составом - в прошлом - замполит. Академию он не закончил и относился к академикам с нескрываемым пренебрежением. Вызывает он меня и говорит про то, что мне рановато думать о полке, а надо еще покомандовать эскадрильей, слишком еще “молод” ты, Печейкин.

Посылают меня опять в Барановичи переучиваться на новый самолет ТУ-22 и должность зам. командира  полка. За окном 1970 год, мне 36 лет, я подполковник.  

Самостоятельно переучиваюсь, сдаю экзамены. Тут выходит Приказ Министра на должность командира полка офицеров старше 35 лет не ставить. Мне этот приказ перекрывает кислород, и я начинаю задыхаться. Я отличник боевой и политической…, считаюсь перспективным резервным офицером. А оказывается, что мой поезд ушел. Навсегда!

Ну ладно, раз так. Жизнь все равно не кончается. Лишь бы летать! Слюнтяем я себя никогда не считал - мы Тамбовские!

От переживаний решил увольняться в ГВФ. К этому времени выслуги у меня было уже 27 лет. Летал бы на Боинге и забот не знал!

 В полк на повышение присылают кандидата на должность командира полка из Зябровки. Он моложе меня на три года, но командирского опыта никакого и, к тому же, на ТУ-22 не летал.

На дворе учения. В дивизию приезжает заместитель Командующего ДА по боевой подготовке Безбоков В.М., мне поручено руководить полетами. Московский гость начинает расспрашивать кандидата на полк, а он ничего не в состоянии ответить. Атмосфера накаляется.

Генерал ко мне с теми же вопросами,  я ему  даю ответы. Все что требовалось, доложил в полном объеме. Ему по ним все ясно, а почему я не заслуживаю должности командира полка - совершенно  не ясно.

Связывается с командиром дивизии на  повышенных тонах, мат - перемат стоит. Тот ему про возраст объясняет, а он ему про ответы на вопросы. Не выдержал, хлопнул дверью и уехал.

А через короткое время приехал вновь по какому-то делу в наш полк. Я опять на руководстве полетами сижу и у меня падает самолет. Майор Пирожков, выходя из кабрирования, падает с высоты 1200 м. Командир и оператор успешно катапультировались, а у штурмана, лейтенанта Хабарова,  ремни обвисли от перегрузки, он падал вместе с неуправляемым самолетом…

Через 20 минут над местом падения уже висел вертолет. Жестокая реальность, но начатые учения требовали продолжения. Их нельзя было прерывать! В воздухе находится 29 единиц авиатехники. Слышу голос Безбокова:

       - Печейкин, родной мой! Ради бога “посади” всех!!!

И я их сажал. И посадил… Всех одного за другим. Благополучно. Наутро получаю команду от командира дивизии. По случаю похорон штурмана пройти прощальным дебютом многократно на бреющем полете на околозвуке над городком, что б только выдержали стекла и барабанные перепонки.

       - Выжми, Толя из этого самолета  все, на что он способен и что сможешь выжать! Сам понимаешь,… особый случай…

       - Я натянул комбинезон, подхожу к зданию штаба, там уже все должностные лица собрались. Докладываю, что к вылету готов. А Безбоков В.М. неожиданно прерывает меня и говорит командиру дивизии:

        - Раз Печейкин Вам не нужен, то он поедет со мной в Москву! А тебе, Толя мигом переодеться, собраться и быть готовым выехать со мной прямо сейчас!

 (командиром 22 гв. тбад был Анатолий Васильевич Долгих. прим.АК)

 

       Короткое отступление про устройство личной жизни

 

       - С моей женой, Зинаидой Алексеевной,  мы из одного села Еловань. Познакомились на танцах, куда она приехала по  распределению, после окончания медицинского института. Когда-то мы учились в одной сельской школе. По специальности она врач-кардиолог. Когда я учился в Рязанском Центре подготовки летного состава, частенько захаживал в общежитие медицинского института к своим друзьям, братьям Новиковым.

У меня к этому времени уже водились денежки, другой раз мы и выпивали в своей компании по разным поводам. Тогда это, правда, широко, как сейчас, не практиковалось. Могла, уже и тогда состоятся наша встреча с Зиной. А состоялась в родном селе. Я аккурат, из Бобруйска приехал в очередной отпуск.  Пятого июля встретились, а уже восемнадцатого расписались под настроение, сильно не раздумывая, в родном сельсовете. Не то, чтобы я до этого девушками не интересовался, но краше Зины никого не высмотрел.

          Нажили мы с ней трех дочерей и четырех внучек. Смекай сам, какая мощная женская линия пролегла от нас с ней. Все дочери с высшим образованием. Живут в Москве, часто ко мне приезжают. Зина умерла в 72 года от инсульта на моих, можно сказать, руках. С той поры живу один в надежде повстречать и объединиться с заботливой и нежной женщиной, но все как-то не складывается…

       

 

• ·  Продолжение про то, как я стал Москвичом

        Я ничего в этом устроенном Безбоковым “спектакле” не понимаю! Звоню жене: так, мол, и так, уезжаю, Зина, срочно. Детей из садика придется забрать тебе. Через час летим с Безбоковым в абсолютно безоблачном небе на ИЛ-14 в сторону столицы нашей Родины. Подходим к Москве, Безбоков говорит о том, что в Подмосковном Остафьево у него есть 4-х комнатная квартира, а еще в Москве и тоже 4-х комнатная, но в новом хрущевском доме, комнаты не большие, кухня -  вовсе маленькая, аккурат, как  у нас с Зиной. Безбоков задает мне вопрос

         - Ты понял меня, подполковник?

          Отвечаю, что я все понял. Хоть и не все мне было понятно в том неожиданном спектакле! Отвечаю, как учили и привык, есть, товарищ генерал! Звоню жене по междугороднему, уже из Остафьево, так, мол и так, Зина, предполагается возможность перебраться поближе к столице…

         - Толя, соглашайся! Родители наши с тобой старые, живут в Первомайске в 300 км. от Москвы. Все-таки будет поближе, чем из Белоруссии. Хоть иногда будем ездить, сядем на машину и к вечеру доберемся.   Было это в 1972 году.

         Мне предлагается должность старшего инспектора-летчика - полковничья должность в штабе Дальней авиации. Предстоит освоение нового сверхзвукового бомбардировщика ТУ22м2  в строевых частях. Работать предстоит вместе с летчиками - испытателями.

Безбокова я уважал, как и многие другие авиаторы. Соглашаюсь, чего тут размышлять! Жить в Москве хотелось в те годы всем. Безбоков дает мне месяц на устройство всех личных дел и ставит задачу научить кандидата на должность командира полка летать и вывести его “в люди”.

        - А чтобы он тебя во всем слушался, общайся и разговаривай с ним, как старший инспектор. Как справишься с моим поручением - вышлю за тобой самолет.

         - Та, скажу тебе, Сережа, еще задачка! При наших-то не простых отношениях! Еду в Барановичи и сообщаю, что отныне и на месяц я, Володя, назначен к тебе инструктором. Мне приказано тебя учить, и ты с завтрашнего дня планируй  для нас с тобой самолет. Учил я его, учил и довел до определенной качественной кондиции, после которой он мог уже летать самостоятельно.  

            Через месяц звоню Безбокову, докладываю о выполнении его задания и о том, что на своих “Жигулях”  готов самостоятельно добраться до Москвы. Он дает мне неделю для завершения всех дел. Нажитую мебель  мы с женой продали, а все нажитые вещи разместили в багажнике и салоне автомобиля вместе с нашими девочками на заднем сиденье. Сели, заправили бензином полный бак и отправились на восток. Так я стал Москвичом. 

 (командиром 203 гв.тбап в те годы был назначен Владимир Григорьевич Борисенко. прим. АК)

 

• Служу старшим инспектором в штабе ДА

            Хоть я и крестьянский сын по своему происхождению, а к Московской жизни  привык быстро. Помогла работа. Я стал сотрудником отдела боевой подготовки штаба ДА. Много ездил по гарнизонам и авиабазам, инспектируя и передавая опыт. Авиабазы в годы моей службы были не только на территории России, а и на Украине, в Белоруссии,  Прибалтике и Казахстане.

             Однажды полетел с инспекцией в район китайской границы и встретил своего старого друга Волкова Александра Никитовича. Он в те годы, когда я был рядовым летчиком, уже командовал эскадрильей. В дальнейшем, он стал одним из заместителей Главкома ВВС, потом руководил ГВФ, дослужившись до маршала.

Он меня встречает и зовет служить к себе, обещая всяческую поддержку и перспективу через год командовать дивизией. Я подумал, подумал - да и отказался: от добра, добра не ищут. Ну как я теперь без Штаба ДА? Вроде, и с Московской жизнью уже сроднился, словно всю жизнь в ней прожил. С детишками все устроилось: старшая в школу пошла, младшие в садик ходят, у жены с работой все сложилось благополучно.

           Прошло после той встречи приличное число лет. В торжественный момент фотографирования в день получения мною звания Заслуженного военного летчика СССР, Волков подходит ко мне и говорит

          - Все хорошо, Печейкин,  прими и мои поздравления! Плохо, что  генерала ты не получил! Как я хотел, что б ты стал генералом, Толя! Жаль, что не вышло, ты вполне заслужил этого всей своей летной биографией и личными качествами.

 

            Мне приходилось  не раз участвовать в разных комиссиях по расследованию аварий. Вспоминается катастрофа ТУ-22м3 в Благовещенске. 1987 год. Штурманы успели катапультироваться, летчики - нет.

Почти по каждой катастрофе ездил разбираться. Безрадостная, скажу тебе, миссия. Со мной обязательно выезжали офицеры нашей инженерной службы, специалисты от проектировочных организаций и заводов-изготовителей, эксперты по оборудованию, сотрудники 13-го института ВВС. Со многими из них за долгие годы совместной работы я хорошо познакомился, а с некоторыми сдружился. Результатом такого содружества стала новая катапульта К-36, предназначенная для оснащения ТУ-22м2 и ТУ-22м3.

Это не так. АД путает. На Ту-22М2 и М3 применялась и до сих пор применяется катапульта КТ-1М. (прим.АК)

             Однажды, меня назначили работать  в  комиссии ЦК КПСС по проверке жилищно-бытовых вопросов флотских авиаторов. В нашем ведомстве обстановка далеко не везде была благоприятной, а у них, в отдельных местах, была и того хуже.

Занимаясь проверкой, я навестил семью одного замполита-капитана и посмотрел, как им живется. Жилось им на съемной квартире холодновато.  Чтобы поддержать в жилище тепло, приходилось капитану колоть дровишки для буржуйки. Ему эту печку работяги с ремонтного авиазавода сварганили по договоренности за два пузыря. Было это в 84 - 85 годах, когда на всей территории нашей Родины утвердилось общество развитого Социализма.

              Запомнилась мне и еще одна встреча, носившая, как в дальнейшем выяснилось, явно выраженный исторический и политический характер. Передавая опыт воздушных заправок на авиабазе Белая, я познакомился с будущим президентом Ичкерии Джохаром Мусаевичем Дудаевым. С некоторых пор его стали считать не достойным человеком и национальным героем, а государственным преступником России. 

              Может быть, что это так. Но я не политик и не общественный деятель, а бывший летчик. При оценке человеческих качеств Джохара мне  хотелось бы исходить от его профессиональных и личностных свойств. А они у него, скажу я тебе, были очень даже высокими!

 

Каких трудов стоило ему - самому младшему, тринадцатому по счету, в семье, отвергнутой Сталиным и высланной в Казахские степи нации, набраться решимости и, преодолев все препоны, поступить в летное училище, а потом успешно его закончить!

Уверен, что не за какие-то вымышленные качества, а разглядев в нем, прежде всего достойного и сильного духом мужчину, его выбрала в мужья русская женщина, дочь офицера и бывшего коменданта острова Врангеля,  Алла Федоровна Куликова - художник и телеведущая. Это была очень сплоченная и дружная по оценке всех, кто их знал, семья.

            Джохар был хорошим летчиком, умело и вдумчиво сочетавшим навыки пилотирования сверхзвуковым бомбардировщиком с командирскими качествами. Он прошел последовательно, без чьей-либо поддержки все должности, начиная от помощника командира ТУ-16. Он стал на авиабазе  Белая сначала начальником штаба, а в дальнейшем командиром полка. Многократно представления на него возвращались обратно в часть, а его переводили из одного полка в другой, заставляя смириться со своей участью человека второго сорта.

Там же, куда его направляли, повышался уровень боевой подготовки, прекращались ЧП.   Он был все-таки назначен командиром полка по требованию все того же Безбокова В. М. За три года командования - ни одной серьезной аварии, ни одной катастрофы! А это большая редкость.

После 15 лет, проведенных в Сибири, полковник Дудаев переводится в Полтаву. Вполне заслуженно он стал командиром дивизии, налетав за 29 лет более 3000 часов в небе. Считаю, что Дудаев, как летчик и командир, был и остается  гордостью ДА. Жалко только очень, что потом все так в его жизни сложилось.

                                                                                                           (В Полтаве Д.М.Дудаев служил в должности НШ 13 ТБАД под командованием своего однокашника по ТВВАУЛ гма Столярова Л.Е., а затем назначен командиром 326 тбад в гарнизон Тарту. Прим. АК)

 

 

• Техника воздушных заправок

             Самолет ТУ-22 со своими последующими “собратьями” при двух дозаправках был способен дойти до берегов США через Берингов пролив. В начале восьмидесятых, в один прекрасный день,  Главный маршал авиации Кутахов П.С. в обстановке полной секретности (даже от сотрудников КБ Туполева до поры до времени это держалось в тайне), поставил нам с Константиновым В.Л. одну очень актуальную задачку - обучить строевых летчиков воздушной заправке самолетов ТУ-22-го модельного   ряда.

 

Причина такой скрытности заключалась в том, в эти годы шли интенсивные переговоры о сокращении наступательных средств. Американцам было известно многое о тактических свойствах самолетов этого типа, и они желали всячески вывести их  из нашего арсенала или, во всяком случае, предельно ослабить их возможности.

Кутахов,  понимая какой непростой может оказаться предстоящая задача в случае успешного ее решения, обещал нам не остаться в долгу. Обеспечивая требования секретности, мы были вынуждены осуществлять полеты под нижними кромками облаков, чтобы укрыться от разведывательных спутников или вылетать в те часы, когда облет ими нашей территории (полеты проводились с Дягилевского аэродрома 43-го Центра) не предполагался.

       Воздушная заправка даже для обученного летчика является сложнейшим  из элементов полета. Был среди вывозимых мной обученцев из 8-го корпуса 50-й Армии из Иркутска начальник службы безопасности полетов Репьев.

Я дал ему восемь полетов, а вывести на самостоятельный контакт так и не смог. Не получалось у него и все! Я его “подвожу” к танкеру остается чуть-чуть до контакта с конусом, а у него глаза квадратные и в результате резкий и очень опасный рывок.

Летчик очень переживал, что ему никак не удается осуществить, управляя самолетом, требуемые  манипуляции. Переживал страдальчески, выкуривая после посадки пачку за пачкой сигарет, чтобы снять напряжение.  Его излишняя впечатлительность в сочетании с высокой     самокритичностью и упорством приводила даже к тому, что он обмотал свою правую руку эластичным бинтом для более энергичного воздействия на штурвал за счет дополнительного усиления мышц локтевого сгиба.

Очередная попытка - результат тот же! Я ему вновь и вновь показываю двумя пальцами действия на штурвал, подхожу, подвожу… Все напрасно! Терпения уже не хватает. Что б иметь чистую совесть по отношению к человеку, попросил слетать с ним Константинова В.Л. Он слетал и убедился в том, что добиться успеха с ним невозможно.

        - Сам погибнет и других погубит! Твоя совесть чиста, Дмитриевич, не всем это по плечу, видимо.

        Потом этого офицера взялся вывезти Лев Козлов. И, что ты думаешь- вывез в конце концов! Вот каких затрат  душевных и физических сил, напряжений и пролитых потов, а иногда и психических надломов, требовало обучение заправкам в строевых частях ДА. Не зря мы все же ели свой хлеб.

       

В дальнейшем, Кутахов П.С. поставил дополнительную задачу, объяснив это тем, что в  Иркутске, на авиабазе Белая, не нашлось инспекторов для обучения двенадцати лично им отобранных летчиков. Среди  них был командир дивизии вместе со своим  заместителем, командиры двух полков, четыре заместителя и несколько комэсков.

Шла речь о накоплении опыта командным звеном для последующей передачи его сверху вниз по инстанции. В помощь себе я привлек очень опытного летчика-методиста Бондарева. Опыта ему было не занимать, однажды пришлось даже катапультироваться.

Он вывозил всех этих  летчиков, очень существенно помогая тем самым мне. Ну, а уж я в дальнейшем самостоятельно для пущей тщательности выпускал каждого из них в самостоятельный полет с дозаправкой.

Вот так мы трудились не одну неделю подряд. Со всеми из этой дюжины у меня не возникло ни одной предпосылки к летным происшествиям. Почти все они были выше меня по званиям и должностям. Может быть, и мне светило стать генералом, но такова была судьба, что требовалось сначала обучить тех, кто ими уже был. Особенно дорожу тем, что принял посильное участие в подготовке будущего Командующего ДА,  Опарина М.М.

   

                   Кутахов не забыл о своем обещании. Константинов был представлен к званию генерала, а мне за обучение руководящего состава дивизии владением новой техникой был выделен автомобиль ГАЗ-24 с еще не смытой заводской смазкой. Купить тогда новенькую “Волгу” было, я тебе скажу, делом невероятным!

 

• Как жилось авиаторам

      - С жильем для нашего брата всегда было напряженно, особенно в отдаленных гарнизонах. Тыловое обеспечение было хорошим, всегда прекрасно кормили, про обмундирование не было и не могло никаких разговоров: любое и всегда!

А  жилье - словно  камень преткновения! В 3-х комнатной квартире, случалось, жили по три семьи. Так,  мы с Зиной жили в Калинине: у нас четырнадцать метров, у семьи штурмана - восемнадцать, а у  второго штурмана - и того меньше. Старались не ссориться - нам назавтра вместе в полет идти.

Праздники часто отмечали вскладчину. Временами было даже очень не скучно: партнеры в шахматы и  в картишки отыскивались без труда по первому зову. Опять же, и поллитровочку распить всегда было с кем. Но и уставали друг от дружки от такого плотного общения особенно, когда приспичит воспользоваться удобствами.

Когда я стал командиром, жилищные условия нашей семьи изменились к лучшему, мы получили отдельную квартиру. Тех, в чьих семьях было двое-трое детей, старались обеспечить двух-трех комнатной квартирой.

Армия и демократия - понятия не совместимые. Табель о рангах очень четко отслеживался, проявлялся и поддерживался не только в различии должностного оклада, персональных льгот, и прочих видов довольствия но, в первую очередь, именно в обеспечении жилищных условий.

Специфическая особенность Дальней авиации (и транспортной тоже) проявлялась в том, что несение службы осуществлялось в рамках структурной единицы - экипаж с иерархической подчиненностью его членов командиру. Традиционно сложилось это правило именно в установлении приоритета расселения летного состава.

В первую очередь создавали условия для расселения командира корабля, за ним шел первый  штурман, а затем все остальные. У инженерно-технического состава, ответственного за  работоспособность авиационной техники, жилищные условия почти всегда были на порядок хуже.

                Наверное, это была всеобщая неизбежность, возложенная временем на всех защитников нашего отечества, объясняемая ограниченным военным бюджетом.

Так жилось не одним только авиаторам, а  всем, кто  носил на плечах погоны и нёс службу вдали от штабного благополучия. Тем не менее, вслушиваясь в воспоминания моего героя, в которых все еще клокотала его молодость, я не мог не уловить одну явную особенность.

Она проявлялась оттенком  ностальгия по прожитым временам в том, что на первом месте для большинства авиаторов той поры была,  несмотря ни на что и прежде всего, служба.  Все остальные стороны и житейские обстоятельства, если и были, то  имели подчиненное значение и несли наивные надежды, что когда-нибудь все изменится к лучшему. В общем, так оно и произошло в дальнейшем для большинства из его ровесников и собратьев.

         Адресуясь к своему герою, я не  мог обойти стороной целый ряд вопросов, на тему “Как жилось”, способных, как мне казалось разъяснить особенности гарнизонной жизни человеку, никогда ее на себе не испытавшем.

Время не позволяло узнать про все, но один из них о том, бывали ли у авиаторов в условиях обеспечения почти непрерывной боевой готовности, выходные дни, имел особое значение. В этой связи меня особенно интересовала  психологическая подоплека человеческой способности испытывать, с одной, потребность расслабиться от ежедневного напряжения, а с другой, пребывать начеку, предчувствуя возможность тревоги. Мой вопрос не вызвал у Анатолия Дмитриевича какие-либо затруднения:

 

         - Выходные дни бывали, разумеется. Как не быть! Но очень редко  и не у всех одновременно.

 

Командование назначало дежурную смену, а остальные отдыхали, получив возможность сходить на охоту или рыбалку, пообщаться с друзьями и подругами, съездить в райцентр зайти в кинотеатр и прогуляться по магазинам, прополоть грядки или засадить их картошкой, выспаться, наконец, от трудов праведных.

Да мало ли что еще совершить важное и жизненно необходимое. Сигнала  тревоги, всегда  неожиданного, никто не ждал и специально себя к нему не готовил, иначе  - недолго было и чокнуться. Всегда хватало иных забот. Но пребывать  начеку, готовым по первому звуку гарнизонной сирены мобилизоваться и заставить себя встать на  службу, в каком бы ты при этом не находился состоянии, было необходимо!

Война есть война, и требует от воина немедленной готовности действовать. Был такой случай, один  заместитель командира полка, отмечая юбилей любимой тещи,  по сигналу боевой тревоги, вышел из-за стола и, спотыкаясь, хоть и добрался до своего ракетоносца, но под плоскостями пал навзничь. Что делать? Случай из ряда вон! На то она и авиаторская дружба, что товарищи не бросили своего боевого друга, а загрузили общими усилиями его безжизненное тело в чрево серебристой птицы и без долгих раздумий ушли с исполнительного старта  сверкнув раскаленными факелами в тревожное небо. Ушли и ушли, и, слава Богу! А потом благополучно пришли, да так успешно, что виновник торжества и посадку пожелал произвести самостоятельно. И произвел с первой попытки. Вот, что значит боевая выучка, слаженность экипажа и летное мастерство!

Таланты не пропиваются. Рядовым летчикам такие выходки не прощались, но тут особый случай и особые полномочия! На то они и защитники отечества, чтобы защищать отечество, пребывая в любом состоянии.

            Пойми правильно, в чем тут дело... Напряжение, накапливаемое в организме летчика, нуждается в своевременной разрядке. Мы были молоды  выпивали - не хочу делать какой-либо секрет - все всем известно,  довольно часто.

Считалось правилом после благополучного возвращения с дальнего маршрута командиру со штурманом разлить бутылку на двоих. Что тут такого особенного?! Я и сейчас крепкий в этом плане, а тогда мог один и литр выпить. Мы, летавшие в те годы на ТУ-22 и их модификациях, были особенно хорошо укомплектованы - спасибо конструкторам бортовой системы охлаждения и кондиционирования -  чистейшей и готовой  к употреблению пятидесяти оборотной «шпагой».

Лишь это обстоятельство, притупляя критическое отношение к сверхзвуковой “недоделке“, способствовало примирению с “Шилом”.                                                       (На Ту-22 водоспиртовой раствор имел устойчивое жаргонное название шпага. Прим.АК)

           Расспрашивая  Дмитриевича   про размер денежного довольствия летного состава строевых частей ВВС ДА, мне хотелось уяснить, насколько щедро наше государство компенсировало неизбежный риск своих сынов. С той поры прошло уже немало лет, можно было бы запамятовать, но он отчетливо помнил и про это:

           - Не баловали нас особенно, были должностные оклады: у командира отряда, к примеру - 190 рублей, у комэска и его зама - 200, у командира полка - 250, у зама - 230. Помимо этого выплачивались деньги за воинское звание: капитан -50 рублей, майор - 80. Будучи капитаном и командиром корабля ТУ-16, я получал три сотни грязными. Вот такие примерно были порядки цифр. Особенной щедростью это не назовешь. На жизнь вполне хватало, у некоторых еще и оставалось.

        

• Москва меня не привлекает, а скучать в деревне  некогда 

         В деревне Ивняги, Луховицкого района, Московской области, у него свой кирпичный домик и небольшое хозяйство. Он так долго летал над землей и ездил по ней, что устал от этого и теперь с удовольствием живет здесь среди ракит  и колосящихся трав своим  крестьянским хозяйством зимой и летом.

         - В соседней с Ивнягами Фруктовой жила родная сестра моей жены. Многие годы она и ее муж были в этих местах сельскими учителями, заработав уважение и авторитет. Мы с Зиной приезжали к ним, когда я еще служил и нам с первого раза уж очень понравились эти места своей привольностью. Поднакопили деньжат и купили за десять тысяч пустующий домишко. В те времена таких, как он, хватало, а сейчас не осталось  ни одного.

В 1989 пишу рапорт по возрасту и ухожу с летной работы. Летал я до последнего дня службы. Москва меня и тогда, и сейчас не привлекала и не привлекает.

А на этой земле чувствую себя вполне на своем месте и не нарадуюсь этим. У меня в доме есть все удобства, небось, видел. Когда еще не был проведен магистральный газ, отапливались дровами. Я здесь не скучаю. Скучать, когда есть домашние животные и заботы, абсолютно некогда! У меня четыре козы и два козла, курей штук тридцать, старенькая овчарка, четыре кошки охотницы до крыс и мышей, свой огород и фруктовые посадки.

Работаю от зари до темна, взращиваю и солю огурцы, варю самогонку. Ты такой не пробовал! Налью чарку  - понравится! Еще запросишь.. 

         На здоровье пока не жалуюсь - чего мне на него жаловаться! Сердцем не страдаю, недавно сделал операцию, чтобы убрать внешний вывод от желудка. Случилась непроходимость от опухоли кишечника. Вставили трубку - с ней хоть стреляйся! Теперь ее убрали к большой моей радости. Хирург при расставании все шутил:

         - Я сделал Вас, Анатолий Дмитриевич,  вновь молодым! Оцените! Водка будет внутрь сама скользить, не требуя стараний. Готовься полковник к новому старту, тебе теперь все по плечу!

         - А я, и вправду, прекрасно себя чувствую, окрепну слегка, подзагорю на солнышке и примусь за дела.

            В деревне меня уважают, потому, что и я ко всем с уважением! Было первоначально недоразумение с местными шалопаями, но все своим чередом организовалось и засохло. По началу, эти клоуны  проверяли меня на вшивость, подкатывались в развязных тонах, нарывались на неприятности. В общем, грузили по своей программе. У них такая метода проверки личных качеств.

            - Ты кто такой здесь дед? Зачем приехал в наши края, кто тебя звал?! Когда начнешь платить за воздух и траву, которую топчешь?! Не тяни резину! Мы  и наехать можем!

            - Пытались наезжать. Грубо, безнаказанно, нагло. Какие-то дикари средневековья, словно и не двадцать первый… стоит на дворе! Я не согнулся. Включил “ответку” и дал знать, что в милицию с жалобой не пойду, а колом вдоль спины перешибу с одного удара. Только суньтесь, суки! Одного-двух положу -  мне этого будет достаточно. Это будет моя победа. На свете я пожил и повидал, а если им собственная жизнь не дорога - полный вперед! На войне, как на войне! Призадумались, видать, потом сняли осаду, вроде как забыли про меня.

 

 Кто-то им засветил мою биографию: так мол и так: что я в прошлом защитник Отечества, заслуженный летчик, летал на сверхзвуке, заправки в воздухе… Что-то в них проснулось. Подходят под какой-то праздник, то ли День защитника, то ли 9-е  Мая к моему огороду:

        - Давай, дед, раскурим с тобой трубку мира!

        - Отвечаю, что не курю.

А они за свое:

        - Тут, дед, у нас заначка недопита, одним словом, давай с тобой за дружбу без аннексий и контрибуций. Конец базару! Не серчай шибко, мы тут третью пятилетку по понятиям жизнь отмеряем, перепутали тебя с другим дедом. Тот был вредный, а ты - вроде, ничего! Секи момент, мы правильные пацаны, патриотической ориентации! Ветеранов уважаем. Короче, если кто станет воду мутить и побеспокоит - звони до нас, не стесняйся! Придем и подсобим из всех орудий!

         - Вот так приходилось отстаивать пространство под солнцем. До чего же чудной у нас все - таки народ! Дремучий, воинственный, необразованный! Придет ли этому конец?!...

 

12 июля 2012 г.                                            

                                                                                                                                                       Кириллин С.Н.                                                                                                                                                                                                                     

                                                                      

Анатолий Дмитрич Печейкин родился 27 июня 1934 года на Тамбовщине, а умер 24 ноября 2020, в деревне Ивняги, Луховицкого района, Московской области. Точный адрес кладбища: Московская обл., Луховицкий р-н, н.п. Перевицкий Торжок.

Долгое время никто из нас не мог сказать определённо о месте захоронения и дате смерти Анатолия Дмитрича. Исключительно благодаря усилиям Бориса Павловича Давыдова и его сына, Олега, мы знаем сегодня это точно. Спасибо им! АК

 

Как найти могилу? Въезжать в главные ворота. Прямо, около 150 метров, оборудовано место сбора сухого мусора, за ним, около 50 метров, поворот налево. По этому направлению до конца ряда. Могила видна слева.

 

Земля ему пухом!

 

Биография А.Д.Печейкина