Голофаев Генрих Михайлович
оператор РТСС Ту-22Р
помощник штурмана АЭ по РТР 30 одрап
капитан
погиб 23 июня 1977 года
23 июня 1977, день, ПМУ, МКпос. 43 град, самолёт ТУ-22Р бортовой №56, с/н 1804
Экипаж в составе ком.отряда майор Сапронов, штурман отряда капитан Филиповский, оператор капитан Голофаев выполнял полёт на показе МО СССР – групповое б.метание по г.Канчекская в составе девяти самолётов.
Посадку в группе выполнял последним. Лётчик подошёл к ВПП на нормальной скорости, но чуть выше и для снижения самолёта немного отдал штурвал от себя. В следующий момент начал брать штурвал на себя, чтобы войти в глиссаду, но штурвал и одновременно стабилизатор остановились в положении – 8 град, что было совершенно не достаточно для выравнивания самолёта.
Самолёт с большой вертикальной скоростью и опережением на переднюю стойку ударился о ВПП в 200 м от начала со скоростью 370 км.час. В результате стойка сломалась, произошёл удар основными стойками о ВПП (с опережением на левую стойку).
От этого удара, левое крыло оторвалось, самолёт под действием подъёмной силы правого крыла перевернулся «на спину», возник пожар. В положении «на спине» и киле самолёт двигался по ВПП, затем сошёл на грунт влево и на удалении 1800 м (примерно) и 50 м слева остановился.
Весь лётный и тех. состав побежали к самолёту для оказания помощи экипажу, однако разлившийся керосин (около 16 тонн), а также рвущиеся снаряды боекомплекта не дали возможности оказать помощь.
Весь экипаж погиб
Руслан Дмитрич Сапонов и Александр Штирц
командир отряда Сапронов Руслан Дмитриевич, штурман отряда Седов Виктор Николаевич, помощник штурмана Аэ по разведке Голофаев Генрих Михайлович
Комиссия по расследованию происшествия конкретной причины катастрофы не определила.
Ничего не сказано было в результатах расследования и о следующих обстоятельствах... Среди сгоревших остатков самолёта в районе отсека «Ветер» была найдена техническая отвёртка, потерянная механиком этого самолёта около трёх месяцев назад.
Далее события развивались так.
Самолёт был отстранён от полётов, искали утерянную отвёртку, но её не нашли. Комиссия в составе начальника ТЭЧ отряда, зам командира АЭ по ИАС, зам.командира полка по ИАС, ввиду того, что отвёртка не была найдена, сделала заключение: отвёртки в самолёте нет (предполагалось, что она была утеряна не в самолёте).
Подписали это заключение все начальники от ТЭЧ отряда до зам.Командующего ВВС ЧФ по ИАС включительно. Этим решением самолёту №56 было разрешено летать.
Расшифровывание бортовых записей МСРП самолёта показало, что штурвал и стабилизатор остановились одновременно при движении штурвала лётчиком на себя в положении – 8 град. , что было совершенно недостаточно для парирования момента на пикирование самолёта. Суд.мед. экспертиза показала, что лётчик погиб от удара фонаря самолёта о ВПП.
НИИРАТ, который исследовал все части управления самолёта после катастрофы, пришёл к выводу, что все агрегаты системы управления до удара были исправны. Тогда остаётся неясным ответ на вопрос: почему при исправном управлении очень опытный лётчик 1-го класса, каким был Сапронов, не брал на себя штурвал в условиях надвигающейся опасности - удариться носовой частью самолёта в начале ВПП при очень большом угле пикирования на ВПП?
Ответ, на мой взгляд, такой: потому, что этому помешала отвёртка, попавшая в один из многочисленных стыков рулевой тяги и ближайшим к этому месту шпангоутом. Она подвсплыла от небольшой отрицательной перегрузки, которая получилась в результате отдачи штурвала лётчиком для исправления высокого подхода. Затем при взятии штурвала, она попала в стык между рулевой тягой и шпангоутом.
До этого случая она могла лежать на стрингере (как на полке с бортиком) рядом с рулевой тягой, которой до рулевого привода (РП-21) управляет лишь мускульная сила лётчика. Поэтому и остановился штурвал и стабилизатор, что лётчик не мог сломать попавшую встык стальную отвёртку, а докладывать в такой ситуации просто не было времени.
Но обо всём этом в докладе комиссии по расследованию не сказано ни слова, т.к. тогда надо было привлекать к ответственности всех, кто подписал разрешение на эксплуатацию самолёта.
Из воспоминаний Сергея Кетько
Я был зам по п/ч, 2 АЭ (Ком 2 аэ - Сидоров В.И. был в отпуске, зам ком АЭ Кудряшов в госпитале, НШ – назначен, но еще нет приказа, зам по ИАС тоже, Сапронов Р.Д. ком. отряда - исполняющий обязанности ком АЭ).
Шли учения, мы с Мамаевым уже слетали по учению, и я на старте играл до вылета в шахматы с Русланом Дмитриевичем. Он меня обучал и обычно даже с форой ферзя выигрывал, а в этот раз проиграл, похвалил. И пошел на вылет, я проводил его (кстати, я пытался его сфотографировать, но он отказался - "нельзя". Я: «А мы фотографировались", он: "Ваши проблемы").
Я обошел старт, пообщался с техниками, собрал информацию для поощрений, зашел в стартовый домик и разговаривал с прапорщиком Загоняевым (мы с ним всегда вместе оформляли "наглядину"), когда сказали , что Сапронов идет на посадку. Вышли смотреть. Да он подошел высоковато и опускание носа шло плавно и без видимых...
Ну тут... удар. Передняя стойка ушла ( по замерам на 1310 м, в район третьей АЭ), самолет плавно так, как в замедленном кино переворачивается и загорается.
Мы с Загоняевым и некоторыми техниками побежали к месту катастрофы, туда уже гнали пожарка и машина АСС, но первым туда (я потом узнал) прибежал Саша Штирц – ПРП. Он пытался вскрыть кабину. Да нечем, все заклинило. Он говорил, что вроде слышал крики штурмана, Виктора Ивановича Филипповского.
Мы бежим, и вдруг начали рваться СКГ и снаряды.
Загоняев делает мне подножку и валится на землю со мной. "Зачем?", "Так снаряды рвутся". Действительно один матрос-пожарник получил осколочное ранение.
Встал, побежал дальше. Подъехало командование, трактор оттащил кабину.
Нач ПО, Валерий Сергеевич Яшин, подозвал меня и говорит: "Иди к семьям, твое дело сообщать"...И я пошел...
Жены Руслана Дмитриевича и Виктора Ивановича, надо сказать, очень выдержанно встретили сообщение, истерик не было. Голофаев Генрих - оператор, был холост.
На следующий день прибыла комиссия из Москвы и КБ. Генерал Юрганов Л.Б. (он потом умер он от инфаркта в своем кабинете) как поздоровался со мной "Что, замполит, угробил экипаж?" "Так точно" ответил я. "Как?" Я и сказал про шахматы.
Самолет-то такой, что требует концентрации всего организма, а Руслану двух секунд не хватило - отпустить и снова взять штурвал на себя.
Женщина-конструктор по ОДС штурвала выступала и говорила об этой его особенности. Но многие товарищи мои, в том числе и С. Бутковский и А. Штирц, считают возможной причиной попадание в отсек "Ветер" постороннего предмета (отвертки), застопорившей РМ.
Я до училища получил удостоверение механика авиационного и мне как-то не по себе верить в потерю учтенного инструмента... (хотя...ведь ее нашли на месте сгоревшего самолета.)
Нам в течении недели до похорон и после несколько раз показывали съемку катастрофы и каждый раз: "Ну же, Руслан, нууу!"
Поминали их, как завещал Руслан, с гитарой Саши Мамаева и песнями, которые он любил.
Через неделю после похорон нач ПО (сам летчик) собрал нас и говорит: «Надо летать. Ведь, если война, сидели бы вы на земле?»
И Иванов В.Ф., ком. полка вылетел первым, и мы в этот же день, и другие.
Все же, это время - это настоящая жизнь, это самолет, который я помню и люблю и, особенно, всех своих товарищей:
Гребешкова и Мамаева,
Кислова и Александрова,
Штирца и Волокитина,
Колотилина и Юрина,
Акопяна и Яшина,
Москалева и Яскина (прости),
Сидорова и друга Бутковского,
и друга Михеева, Гречухина и Стасенко,
Грязева и Лугового,
весь родной 30 одрап.
Летал я с Гребешковым, Брюховецким, Мамаевым, Дудкиным...
Жизнь... остались только мемуары...